Арнольд Литвинов
Шноль Эммануил Эльевич
Сказать об этом человеке, что он – хороший, умный, добрый, отзывчивый, перечисляя все положительные качества, которыми пользуются для официальных и неофициальных характеристик, – сказать только малую часть о нем или не сказать ничего.
У нас, у школьников, учеников мужской средней школы № 327, имя любого учителя выражалось одним словом. Могло быть только имя (Калерия, Лена, Роня, Людмила), название предмета (Географичка, Англичанка), прозвище. В случае с Э.Э. клички осыпались через две недели. Язык перестал слушаться. Произнесшего, что-то несоответствующее, либо «мягко поправляли», либо игнорировали. С неделю продержалось «математик». Через месяц кто-то говорил Шноль, кто-то говорил Имма. Все сокращения почему-то очень скоро стали неприемлемы. Шноль звучало как-то официально, а Имма – слишком фамильярно.
Согласитесь, только признание и огромное уважение к Учителю смогло заставить произносить в школе и вне школы, учеников, за глаза, полностью, трудно произносимое имя и отчество, Эммануил Эльевич.
Если спросить любого бывшего ученика о нем, он обязательно приведет какой-либо эпизод, изменивший его отношение к окружающим, к событиям, к самооценке. Он старательно будет пытаться объяснить (если захочет «раскрыться»), что именно в том случае, как этот незначительный эпизод повлиял на него, повернул какой-то ключик в душе, и мир стал другим.
Э. Э. никогда не читал нотаций, не обещал вызвать родителей. Если ты не выучил урок, он слегка морщился, как будто не хотел показать свою нестерпимую боль, но не смог, к великому огорчению, скрыть естественную реакцию. Эта боль, секундное бессилие, страдание из-за твоей нерадивости были в сто крат страшнее любого наказания, удаления из класса, нотации, выговора, чего угодно.
Какими словами можно охарактеризовать человека, страдающего за тебя.
Природа наградила его улыбкой. Это замечательная улыбка заставляла всех, тоже улыбаться. Искренняя, добрая, … слов не хватает. А как он смеялся – смеялись все. Те, кто не понял причину веселья, начинали тоже радостно улыбаться, как будто им пришло известие об участии в радостном событии, которого они долго ждали.
Математику преподавал не только он, но так преподавал только Эммануил Эльевич. Сухие формулы сопровождались историей их рождения и превращались в одушевленный мир, живущий по строгим, но понятным и интересным законам. Мы не заучивали, не вызубривали, а старались понять и понимали почему, как и зачем. Не было скучных уроков. Было интересно, было ощущение, что он, как и мы, видит все впервые и вместе с нами разбирается, что же это такое.
Его помощь была всегда естественной, интерес к твоей особе не поддельным, не формальным.
Можно сравнивать его с матерью Терезой, можно говорить, что он человек большой души, неиссякаемой душевной щедрости. Все, что не скажешь для его характеристики, будет либо неполно, либо не совсем точно.
Живет человек, строгий к себе и прощающий недостатки другим. Человек, способный незаметно наделять тебя силой и разумом.
Можно сказать о нем – Божий человек, можно назвать подвижником. Человек – Учитель! Человек, для которого общение с людьми, тепло к людям – естественное существование.
В какой характеристике напишешь о чрезмерной скромности в сочетании с прямотой, о застенчивости в сочетании с твёрдой волей.
Только по прошествии многих лет я могу сказать, раньше просто не мог сформулировать, в этой школе нас учили нравственной дисциплине, без которой гибнет любое государство, цивилизация. Эммануилу Эльевичу это удавалось лучше, чем кому-либо.
У Эрнеста Мулдашева приведены слова одного тибетского монаха:
«Люди приходят, смотрят… Другие приходят – видят»
Эммануил Эльевич видит.
О жизни Э.Э. можно и стоит написать книгу.
Несколько примеров, может быть не самые – самые.
I
Став классным руководителем, обошел жилища всех своих учеников. Посмотрел условия быта и оценил обстановку. Убежден, что иногда он прощал не выученный урок, понимая реальную вероятность того, что ученик был накануне заложником не зависящих от него обстоятельств.
II
Эммануил Эльевич пригласил нас – десятиклассников (!) на свою защиту диссертации. Собрался ученый Совет. Мы впервые в жизни присутствовали на таком мероприятии, да ещё в Университете на Ленинских горах. Тема диссертации была связана с уравнениями Шредингера. Время, по регламенту отпущенное на изложение диссертации, он потратил на понятное нам объяснение сути своей работы, нарисовав на доске ямку, в которой катается шарик. Закончил своё выступление Эммануил Эльевич вопросом, обращенным к нам, через головы членов Ученого Совета, все ли нам понятно.
После его объяснения стало понятно, что уравнения Шредингера это – все очень просто, как шарик в ямке, которому ничего не остается делать, как слушаться Эммануила Эльевича и примерно вести себя согласно уравнениям Шредингера.
Помнится один из членов Совета, выражая свое положительное мнение о диссертации и отдавая должное её научной значимости, заметил, что соискатель не пользовался принятой терминологией, пытаясь объяснить сложную проблему юным дарованиям, не постигшим высот науки. Что другой член Совета, не скрывая юмора, парировал – а что, все всем было понятно, и соискатель по времени уложился в регламент.
Вся процедура защиты превратилась в уютную беседу равных братьев по разуму, единомышленников. Не хватало самовара, чашек с чаем и вида на цветущие яблони.
Голосовали единогласно.
Я был потом на очень многих Ученых Советах, выступал неоднократно оппонентом, иногда с удовольствием. Видел всякое, очень часто такое, что невозможно охарактеризовать нормативной лексикой. Многие Советы были чем-то похожи на коммунистические субботники, заканчивающиеся голосованием и, без задержки, переходящие в застолье.
Память о том Ученом Совете всегда греет мне душу. Два Совета в Институте США и Канады под председательством Г. А. Арбатова были немного похожи.
Эммануил Эльевич показал нам, вольно или невольно, фрагмент с людьми из истинного мира Науки, его простоту и красоту. У него так получается.
Осенью 2004 года я был в Университете на Ленинских горах. Присутствовал на защите двух кандидатских диссертаций по экономике. Председательствующий очень мягко, но настойчиво вел Совет к благополучному завершению, нейтрализовав несколько ядовитых вопросов, в качестве доказательства собственной эрудиции, и неприкрытую агрессивность против соискателей. Было грустно, хоть и лежали везде конфеты, печенье. Были чай и кофе. Всё равно это было похоже на субботник. Завяли бы цветы на том Совете. Может быть, поэтому букеты не вносили в зал.
Прошу, не судите меня за обилие превосходных эпитетов в адрес того Совета. Зачем иначе эти самые эпитеты, если они есть в нашем словарном запасе. В данном конкретном случае мне очень захотелось ими воспользоваться.
III
Меня в третий раз после седьмого класса не исключили из школы благодаря Эммануилу Эльевичу.
Характеристика, написанная Эммануилом Эльевичем, и следовавшая за мной по жизни в моем деле, всегда удивляла кадровиков. Это была единственная в моей жизни, а их было потом не менее пятидесяти, характеристика, написанная человеческим языком о человеке. В этой характеристике не отмечалась моя моральная устойчивость и социалистический образ мышления, преданность партии и правительству, активное участие в общественной жизни коллектива, внимательное отношение к нуждам производства и не было приговора, чего я в результате заслуживаю. Было простое перечисление явных или выявленных способностей конкретного человека.
Такие характеристики были выданы Эммануилом Эльевичем – нашим классным руководителем всем ученикам. Мы с интересом сличали их. Все было справедливо и здорово.
Когда пришла пора мне писать и подписывать характеристики, я пытался следовать примеру Эммануила Эльевича, дописывая по необходимости: «Во всем остальном полностью отвечает требованиям, предъявляемым к члену социалистического общества». Оставалось приписать: К полету готов!!! Несколько раз кадровики просили приписать отдельным пунктом про моральную устойчивость. Спрашивать их, что это такое и как это расшифровать, было безнадёжным делом. При советской власти эта фраза, видимо, служила паролем.
IV
Благодаря ему несколько ребят из нашего класса познакомились с Симоном Эльевичем, занимавшимся радиационной генетикой (Сталин был жив. Генетика была лженаукой).
- мы ходили в поход по Оке.
жили под Бронницами и сообща готовились к вступительным экзаменам в разные институты.
несколько наших учеников выбрали МГУ и работали в этом замечательном учреждении.
мы встречаемся много лет в нашей школе.
мы смогли оценить и воздать должное прекрасному человеку и учителю, директору нашей школы Чеповому Ивану Васильевичу, собравшему в нашей школе коллектив преподавателей, равным которому нет, не было и, не уверен, что когда-нибудь такой коллектив будет. Можно надеяться только на что-то подобное.
Благодаря Эммануилу Эльевичу многое и многое в нашей жизни случилось, изменилось, стало лучше для нас, даже если жизнь обошлась с нами, по нашему мнению, не очень ласково.
Каждому давалось, каждый взял то, что смог унести.
1965-2005
Арнольд Литвинов, ученик Э.Э.Шноля в школе № 327 г. Москвы, выпуск 1955 года