Воспоминания об А.С. Комарове

А.С. Комаров  в моей жизни

О.Чертов

Ушел из жизни замечательный человек. Рано. Неожиданно. Не знаю, как выразить – я бы сказал на взлете активного и успешного творчества. Перечислять все заслуги и достижения Александра Сергеевича Комарова – это дело официальное, оно уже выполнено.

Мы в нашей жизни тесно переплетены и взаимосвязаны друг с другом: дружбой, работой, любовью  и даже неприязнью, и все друг на друга влияем. И я хочу рассказать здесь, какое влияние оказала лично на меня дружба и наши совместные научные занятия с Александром Сергеевичем.  А мы ведь были с ним в дружеских и творческих, - именно так, а не просто рабочих – отношениях более сорока лет. И более того – официально мы были связаны только в Пущинском университете и Европейском институте леса в Финляндии, а также в нескольких интасовских и европейских проектах.

Так вот, началось все в 1974 году сразу после Х Международного конгресса почвоведов в Москве. Конгресс проводил В.А.Ковда, поэтому весь Пущинский Институт агрохимии и почвоведения был как в лихорадке, обеспечивая работу конгресса. Само собой и Александр Сергеевич. Но мы с ним встретились уже в конце этого эпохального события. Вячеслав Александрович Рожков собрал своих друзей и коллег у себя в лаборатории, как это у нас принято, на «рюмку чая». Было нас немного, было душевно и весело. Вот во время этой посиделки мы и познакомились, Александру Сергеевичу было 29, мне 37. Помню, что мы с ним беседовали о мировых научных проблемах у новейшей тогда вычислительной машины МИР-2, а на ней стояли наши стопарики с водкой. В то время Александр Сергеевич уже был с бородой - очень ухоженной и с выбритыми щеками, я же был с лохматой бородищей. Но, кстати, со временем ситуация поменялась: Александр Сергеевич стал носить большущую бороду, а я стал ее подстригать. И еще любопытно: очень долгое время мы с ним общались по имени-отчеству, даже уже когда перешли на ты.

Отношения наши завязались, а поскольку я довольно часто наезжал в Пущино на всевозможные научные мероприятия, то и поддерживались и становились все более дружескими. И эти контакты с Александром Сергеевичем постоянно шаг за шагом поворачивали меня в сторону точных наук – от простого собирания фактов с оценкой «больше-меньше» к  анализу количественных связей, а именно к математическим методам. В итоге – несколько статей, и в моей докторской появились регрессионные уравнения и простенькая имитационная модель. Но первая! Я ее всегда студентам показываю.

Александр Сергеевич принимал деятельное участие в математических школах для биологов, которые мне известны как «Молчановские школы», а восходят они к инициативе Алексея Андреевича Ляпунова и Николая Владимировича Тимофеева-Ресовского. Он и меня втянул в это дело: благодаря Александру Сергеевичу и я стал участником этих школ. У меня наиболее яркое впечатление осталось от летней школы 1978 года – первая школа, в которой я принимал участие. Во-первых, на ней разгорелась жаркая дискуссия между биологами и математиками, итог которой подвела Наталия Ивановна Базилевич: «Я работала всего один год с математиком. Модели у нас не получилось, но в моей голове получился порядок». Во-вторых, на этой школе впервые выступил Станислав Михайлович Разумовский. Доклад делал не он сам, а его молодой соавтор Леонид Борисович Рыбалов. Поэтому та же Наталия Ивановна громогласно вопросила: «Молодой человек, когда это вы успели сделать такую обобщающую работу?», после чего Станислав Михайлович поднялся и тихо произнес: «Вообще-то Разумовский – это я». И началось бурное обсуждение, продолжавшееся и после доклада, и на следующий день. Наталия Ивановна энергично нападала, Станислав Михайлович очень спокойно и негромко ей отвечал, и на третий день полностью ее убедил. Для меня этот доклад и вся дискуссия были бальзамом на душу. Я увидел в приведенном в систему виде то, что было предметом моих раздумий, и с чем я постоянно сталкивался в лесу как почвовед и лесовод, - именно так, почвовед и лесовод в одном лице: порознь лесоводу или почвоведу этого, как правило, не увидеть.

Да, в 70-е и 80-е мы с Александром Сергеевичем в основном общались в Пущино. Удивительно: в ЛенНИИЛХе, где я тогда работал, был свой ВЦ с прекрасной ЭВМ и заведующим Г.Н. Коровиным, с которым мы вместе учились пять лет, а я ездил считать свои задачки и возил студентов в Пущино к Александру Сергеевичу. Отказа в помощи никогда не было. Помню, в один из приездов что-то у меня не получалось на ЭВМ и я решил спросить у Александра Сергеевича, а его нет. Пошел в соседнюю комнату, смотрю – он в тетрис играет на компьютере. «Я тебя ищу, а ты тут играешь!» сказал я, а он мне в ответ: «Не мешай, я думаю». Вот такая у него была манера решать задачи и справляться с возникающими затруднениями, сохранившаяся в течение всей его жизни.

В конце 80-х. у нас началась совместная работа по созданию почвенной модели. Я приезжал в Пущино, мы садились у компьютера –  на работе или дома – и потихонечку складывали ее. Бывали вместе у Альберта Макарьевича Молчанова, показывали свои намётки – он схватывал очень быстро суть проблемы. Как-то я приехал к Александру Сергеевичу зимой, была неслабая холодища, а в Пущино что-то не заладилось с отоплением. В квартире бил колотун. Мы сидели у 286-го компьютера со своими уравнениями, и монитор от холода из цветного стал зеленым, а как считал компьютер было непонятно. И еще запомнился мой приезд в январе 1993-го, а тогда лаборатория была еще в отдельном здании бывшей аптеки. С тех пор и закрепилось за лабораторией моделирования ИФХиБПП название «Аптека». И там тоже был собачий холод – лопнула труба отопления на подходе к дому. Но это не помешало лабораторной встрече Старого Нового года. Воспоминания остались очень противоречивые, но веселые. А пикантность момента заключалась в том, что поутру Александр Сергеевич должен был с первым автобусом ехать в Москву на собственную свадьбу. Спасибо Маше (Марии Михайловне Паленовой)  – она оторвала Александра Сергеевича в пятом часу утра от раскладушки в Аптеке и отправила его первым автобусом в Москву.

Плотно лесной и почвенной моделями мы занялись с конца 1994 года в Йоенсу в Финляндии в только что учрежденном Европейском институте леса (EFI, ЕИЛ). В первый год своего существования институт был крохотный: администрация из 4-х человек, несколько сотрудников на проектах из разных стран Европейского Союза, ну и нас двое из России – тоже на маленьком проекте. А финское правительство метало им по миллиону долларов в год.

Мы в ту первую зиму 1994-95-го годов однажды сильно напугали местных сотрудников института. Поскольку в России еще с советских времен был хронический дефицит зарубежной научной литературы, мы набросились на университетскую библиотеку и их базы данных (интернета тогда еще не было), тащили все в институт и копировали на ксероксе. А копировали не только статьи, но и целиком книги. Поскольку днем ксерокс бывал занят, да и мы тоже, то делали это вечерами и даже по ночам (жили мы тогда в самом институте, никуда выходить было не надо). Вот нас однажды глубокой ночью и застукали. Нет, никаких запретов не последовало, но был испуг и задумчивость на лицах. Мы подозревали, что они нас чуть ли не приняли за агентов разведки. Ксерокс мы, все-таки, в конце концов, угрохали. Но тут же сразу появился новый.

Уже к лету 1995 года мы отчитались моделью SPESOIL – первой версией лесной модели с сильным почвенным блоком в ДОСовском Паскале. Директор ЕИЛа на собрании правящего совета института заметил, что наш проект оказался очень «cost effective». Еще бы, все было сделано за 20 тыс. финских марок, а мы жили на скромные финские командировочные. И за этот год нам вместе удалось также завершить создание почвенной модели, которая и была вскоре опубликована в Вестнике ЛГУ в 1996 году, а за рубежом в 1996 и 1997 годах.

Пребывание в ЕИЛ способствовало установлению  контактов с европейскими учеными, что в конце концов привело к нашему участию во многих лесных и почвенных конференциях и, более всего, к включению Александра Сергеевича и его сотрудников и соратников в два проекта ИНТАС и два проекта Европейского Союза уже после работы в ЕИЛ. В те непростые времена эти проекты сыграли не только научную роль, но и оказались существенным подспорьем их участникам. В общем, этот «крохотульский» и поначалу непонятный институт стал нашими воротами в зарубежную науку.

Первая публикация 1997 года в «приличном журнале» являлась нашей тихой гордостью. Мы там демонстративно и нестандартно отметились в «Благодарностях» - как бы в противовес внедрявшейся тогда в России грантовской системе. Это благодарствие заслуживает того, чтобы показать его полностью:

http://dx.doi.org/10.1016/S0304-3800(96)00017-8.

Между прочим, хочу отметить, что в своем последнем интервью Пущинскому телевидению на 4-й Конференции по экологическому моделированию в мае 2015 года – за две недели до трагического ухода из жизни – Александр Сергеевич отметил, что большинство докладов на конференции были инициативными, а не итогом работы по грантам и проектам различных фондов.

Итак, созданная модель, ROMUL, постоянно совершенствуясь усилиями лабораторной команды А.С. и Петербургского университета, до сих пор интенсивно используется для решения различных научных и прикладных задач. Особенно эффективным оказалось включение ее полной версии в динамическую модель лесной экосистемы EFIMOD, которая была сделана в ЕИЛ. Она создавалась в проекте, который был продолжением самого первого, но оплачивал его Университет восточной Карелии по заказу финского лесного сектора в связи с экологической сертификацией лесных продуктов. Тут Александр Сергеевич проявил удивительную проницательность. Заказчики просили сделать модель в С++. «Так, – сказал Александр Сергеевич – мы модель сделаем, а все авторские права останутся у финнов, а мы останемся с носом. Так дело не пойдет». И он предложил делать две версии. Поговорили с финнами, они вроде не возражали. И в итоге по его настоянию была сделана «коммерческая» версия Impact для заказчиков, и наша исследовательская модель EFIMOD в Delphi и TurboPascal‘e. Это было хорошее время – мы «творили!». Даже до сих пор не реализованы все задумки, которые тогда были обозначены.

Финны относились к нам хорошо, но к большим проектам не подпускали. Но тут на короткое время директором в институте стал англичанин И. Хантер (I. Hanter). И он привлек нашу команду во главе с Александром Сергеевичем в большой европейский проект «Recognition» о странном эффекте повышении производительности лесов в центральной Европе, несмотря на загрязнение среды (в результате было выяснено – это был эффект поступления атмосферного азота загрязнений и в меньшей степени – потепления климата). Работа была интересная, команда с ней справилась, хотя и пришлось попотеть с почти тысячью прогонов модели по выбранным объектам. Кстати, где-то в старых компьютерах или на дисках Александра Сергеевича прикопаны сценарии этих прогонов по данным постоянных пробных площадей в Финляндии, Швеции, Чехии и Германии. Это ценный материал (там что-то 50- 100МБ), Александр Сергеевич все не мог найти время, чтобы их перенести на другие носители. К сожалению, я в связи с многочисленными переездами и сменами компьютеров эти данные где-то потерял, сохранились отдельные фрагменты, которые были включены в задачки для студентов.

В целом мы проработали в ЕИЛ вместе с Александром Сергеевичем до 2002 года. За это время он привлек к работе в ЕИЛ много сотрудников своей лаборатории. Это были  А.Ципляновский, А.Михайлов, Г.Андриенко, С.Быховец, и дольше всех Сергей и Елена Зудины, на которых легла основная работа по программированию и расчетам на моделях. Сергей Львович и до настоящего времени (2016 год) работает в ЕИЛ.

Так вот, вся эта деятельность в ЕИЛ привела также к налаживанию контактов с лесными экологами Канады в лице руководителя отдела по лесному углероду в Северном лесном центре Канадской лесной службы в Эдмонтоне доктора Майка Аппса. Послушав про наши модели на трех конференциях Ассоциации по изучению бореальных лесов (IBFRA), он пригласил Александра Сергеевича, Марину Алексеевну Надпорожскую и меня в 2001 году в свой Центр для обсуждения совместных работ. И мы проработали в контакте с ними практически до 2009 года. Тут надо отметить один любопытный факт. До нас моделированию лесных экосистем европейцы ездили учиться в Америку, а после этого они компилировали свои модели, главным образом, по американской методологии «гэп моделей». Ну, так вот, мы были первыми европейцами, которые привезли и успешно применили свои оригинальные европейские модели на Североамериканском материке. Правда, похоже, что кроме Александра Сергеевича и меня этого замечательного факта никто и не заметил. Канадские фото 2004 года расположены в конце текста.

В последние годы мы виделись приблизительно также как и в первые – наездами. Но контакт был постоянный и как всегда - творческий. Я приезжал в Пущино на конференции, Александр Сергеевич раза три приезжал ко мне в Германию. Была совместная работа по COST Action по принятию решений в лесном хозяйстве, были конференции, много совместных публикаций.

Кроме совместной научной деятельности Александр Сергеевич, говоря официальным языком, внес весомый вклад в мою личную карьеру. Во-первых, в получение докторской степени. Моя диссертация была сильно на стыке между почвоведением и экологией. Поэтому мой первый черный ваковский оппонент, агропочвовед, ее зарубил. А вторым оказался Анатолий Никифорович Тюрюканов, который в те времена работал в Пущино. Анатолий Никифорович в институте стал расспрашивать – кто такой Чертов, и тут Александр Сергеевич и другие – хотел сказать «ребята» – закричали «знаем его, знаем….»  и далее в таком же роде. Ну и через полтора года после защиты я все же получил свою степень. Позже я познакомился и несколько раз встречался с Анатолием Никифоровичем – с обниманием и лобызаниями.

Во-вторых, моя первая статья в Ecological Modelling. Я ее отправил в журнал в 1988 году из Туркмении, где я тогда работал в Сюнт-Хасардагском заповеднике. Оформлял бумаги в Ашхабаде. В туркменском главлите народ так обалдел от моего нахальства, что рукопись выпустили. А в редакции тоже видимо обалдели: что делать с этой статьей неизвестно кого и черт-ти знает откуда. Спросили Александра Дмитриевича Базыкина, который вроде был в редколлегии, а он – Александра Сергеевича. В итоге после двух лет медленной перекидки рукописи туда-сюда (я уже с семьей успел сбежать из Туркменистана) статью в 1990 году опубликовали. Эта статья оказалась хорошим козырем в заявке на наш первый проект в ЕИЛ. Русские-то работы просвещенный запад до сих пор не очень-то читает,  даже то, что публикуется на западе.

И, в-третьих, мое участие в организации Пущинского университета, который гнусными чинушами на сегодняшний день лишен этого статуса. В 1995 году звонит мне Александр Сергеевич из Москвы – а тогда междугородний звонок был по определению событием – и говорит: «В Пущино мы организовываем университет. Давай, приезжай, надо составлять учебные программы».  Я примчался и потом наезжал еще несколько раз. Это было очень оптимистичное событие.  А.Д.Базыкин был уже болен, но вся работа была завязана на него. Как выяснилось – это был первый  университет, основанный с нуля(!) за все годы советской власти и позже в РФ (все остальные образовывались путем повышения статуса существующих ВУЗов). В итоге – я уволился из Лесотехнической академии в Питере и проработал больше года в Пущино (официально даже больше).

Так что еще раз повторю, с чего начал. Мы в нашей жизни тесно связаны друг с другом не только родственными узами: дружеские и творческие связи держат нас также очень крепко,  помогают в тяжелые минуты и вдохновляют в удаче.